Сыпной тиф — страшная болезнь, насчитывающая многовековую историю. Уже почти за пятьсот лет до нашей эры так называемая «афинская чума», опустошавшая города во время Пелопонесской войны, была, судя по дошедшим до нас описаниям, пестрой картиной нескольких болезней, включавшей и сыпной тиф (по-гречески «тифос» — затемнение сознания).

В качестве самостоятельной болезни выделять тиф стали сравнительно недавно, причем житейская практика в этом плане опередила медицинскую теорию. Итальянцы подметили, что одна из чумоподобных лихорадок отличается своеобразным течением и характеризуется сыпью. По народным наблюдениям, эта моровая болезнь протекала более благоприятно, без кровохарканья и бубонов, свойственных истинной чуме. Джироламо Фракасторо наблюдал эпидемию этой болезни в 1505 и в 1524–1530 годах, когда она во время военных действий унесла в могилы гораздо больше людей, чем их погибло от ран противника. В работе «О контагии и контагиозных болезнях» он дал точное описание сыпного тифа, отграничив его от других инфекций.

Бесконечные войны, ужасающее антисанитарное состояние большинства населенных мест, голод способствовали возникновению инфекционных эпидемий в XVI и XVII веках. Большинство врачей, заметив эту связь, считали, что именно нужда, скученность, неопрятность и дурной воздух являются непосредственной причиной заболеваний тифом.

О зловещей роли кровососущих насекомых — переносчиков сыпного и возвратного тифа — не догадывались достаточно долго. Напомним несколько имен ученых, открывших своими исследованиями новую эпоху в познании паразитарных тифов. Это прежде всего наши соотечественники — врачи городской больницы в Одессе прозектор Г. Н. Минх, впоследствии профессор Киевского университета, известный трудами по чуме и проказе, и ординатор О. О. Мочутковский, впоследствии профессор Клинического института для усовершенствования врачей в Петербурге. Сто лет назад опытами самозаражения они доказали циркуляцию возбудителей сыпного и возвратного тифов в крови больных. Высказанное ими предположение о том, что переносчиком этих болезней являются кровососущие насекомые, вызвало в то время ироническое отношение со стороны врачей.

Только в начале XX века роль кровососущих членистоногих в передаче возбудителей сыпного тифа научно обосновали Станислав Провачек и Говард Риккетс, погибшие от сыпняка. Шарль Николль своими экспериментами на обезьянах показал, что единственным путем передачи сыпного тифа является укус зараженной вши.

Однако необразованный народ более чем снисходительно относился к кровососущим насекомым. Каких только нелепостей и басен не рассказывалось об этих «домашних животных». Говорили, например, что вши «появляются от неприятности», «с досады». Существовало верование в каких-то «подкожных» вшей. Против этой несуществующей разновидности предлагались даже особые «рецепты»: «…А коли вошь подкожная, — берите гусиного сала, чистейшего, столовую ложку, чайную сулемы, три капли веских ртути, разотрите все это семь раз на блюдце и черепочком фаянсовым мажьте. Ежели деревянной ложкой или костью будете тереть, — ртуть пропадет; меди, серебра не допускайте, — вредно!» (М. Горький. «Детство»).

Насколько прочно вошли переносчики сыпного и возвратного тифа в обиход дореволюционной России, свидетельствуют даже названия населенных пунктов, например деревня «Вшивая спесь» в повести Н. В. Гоголя «Мертвые души», квартал Петербурга «Вшивая биржа» — на углу Невского и Владимирского проспектов, где на тротуаре работали холодные парикмахеры. Эти насекомые фигурировали во многих пословицах и поговорках: в них вши наравне с тараканами порой служили показателями достатка («Заведутся вши — дела хороши»), или, напротив, — символом бедности («В одном кармане — вошь на аркане, в другом — блоха на цепи»).

Народная «профилактика» и лечение заразных болезней, в том числе сыпного тифа, были построены в основном на обращении к святым. Поэтому столь прогрессивно звучат слова Петра I, приписываемые ему А. Толстым: «От богословия нас вши заели…»